[murrcipan]

Пытаюсь разобраться в сути конфликта между мной и моей работой. Вообще, это корень моих бед. Из-за этого конфликта у меня проблема самореализации, тянущая шлейф проблем в семье и с друзьями.

Я не помню, откуда ноги-то у этого растут.

Ну, изначально – меня с детства готовили в экономисты. Мне кажется, я еще не родилась, а меня уже сосватали. Любые мои фантазии на тему профессии заканчивались маминым: «Очень хорошо, а, может быть, ты будешь экономистом?» Когда в 13 я горячо спорила, что хочу быть экологом, мама говорила: «ну ты можешь быть экономистом, а потом деньгами помогать экологам. У экологов денег нет, а они им нужны.» Это усугулибось тем, что на мое письмо в Грин Пис, Грин Пис прислал мне квитанцию на оплату вступительных взносов. И мамина правда стала для меня очевидной.

Хотела ли я быть художником? Да, если в 3-м классе я написала сочинение об «экологисте», как о своей будущей профессии, то в 9-м я писала об иллюстраторе. Рисовать я любила: не что-то конкретно, а сам процесс. Да и в художке я была звездой.

Но будучи абитуриентом, я решила поступать на экономфак. И тому было много причин.

1. Там нужная была математика. А расставаться просто так с математикой, когда тебе пророчили мехмат, было очень тяжело.

2. Я не готовилась к вступительным, а на экономфаке был самый простой набор экзаменов: обществознание и математика. Если бы мне пришлось сдавать академический рисунок, мне бы потребовался год подготовки, а не месяц чтения методички. К тому же я ясно видела, что родители предпочтут заплатить за допзанятия по экономике, а лодырям-художникам они платить не намерены. Тем более что на их деньги претендовали сразу два художника: моя учительница из художки и папин друг, спившийся художник, который обнаружил мои рисунки на печке. Т.е. фактически, природная лень определила мое будущее. К тому же с маминых же слов я была уверена: можно быть художником и без Грековского. И вообще, зачем тебе среднее профессиональное! Только высшее! Кстати, из-за лени отпал и мехмат. Сдать математику на экономфаке проще чем на мехмате, на мехмат нужно было готовиться дополнительно.

3. Я не поступила первый год, потому что подавала параллельно документы на социологию, и там было три экзамена вместо четырех. И когда я получила и там, и там 4 (а медалисты должны были получить 5, чтобы не сдавать дальше) я выбрала сдачу 3-х экзаменов, вместо 4-х. Сдавать параллельно не получалось – письменные экзамены требовали единовременного присутствия в двух разных аудиториях. В общем, проходной балл на социологии был 10, а у меня было 9. В то время, как на эконом проходной бал был ниже. Неудачный выбор. Неудача так сильно меня расстроила, что я посчитала делом чести добиться своего. И вместо того, чтобы подумать о смене приоритета, я все-таки позанималась самостоятельно, поступила на оба факультета, демонстративно забрала документы у социологов, чтобы они видели, кого потеряли. И ушла на экономфак. Гордо.

4. На экономфаке училась моя подруга детства, с которой нас рассорили родители. И я тешила себя надеждой, что встречу ее в здании факультета, и мы опять начнем дружить. Но встретившись, мы обе чувствовали какую-то неловкость (мне кажется, что обе), и … дружба не состоялась вновь.

5. Мне очень понравилась макроэкономическая модель Кейнса, и я думала, что вся экономика состоит из таких вот приятностей, как теория занятости, процента и денег. Но оказалось, что это всего два курса: Микроэкономика и Макроэкономика.

Однако я рассчитывала параллельно осваивать и художественное ремесло. Для этого я выпросила у родителей подселить меня не в общежитие РГУ, а в общежитие РУПК, где селились архитекторы. Это было несложно, после того, как мама увидела, что освобождающая комнату выпускница физфака скручивает с потолка всю электропроводку под лозунгом: «Я сама ее делала». Поэтому мою просьбу удовлетворили. Там я и подцепила своих друзей архитекторов. И они дали мне то, что я хотела. Во-первых, на их первую худпрактику в Питер, я поехала с ними. К тому же тетя подкинула мне денег на дорогу. Во-вторых, я посещала вместе с ними рисунок. Не так часто, как хотелось, всего пару раз за семестр, но посещать чаще было б наглостью. По крайней мере, я получила мизерный опыт работы в студии. Для меня это было важно, потому что в художке у нас классов и мольбертов не было. Это было в 90-ее годы и моя художка ютилась в здании яслей, где через стенку стучали музыканты, а мы сидели в крошечной комнате, где если поставили натюрморт, то лучше сесть на заднюю парту, чтобы у тебя что-нибудь получилось.

Однако, если на первом курсе архитекторы лояльно относились к моему увлечению, то на третьем они стали посмеиваться над моей всеядностью. К тому же я посещала вечерние занятия у сестры на биофаке, так, ради интереса. И Балька до сих пор зовет меня «Мадам и 33 образования».

О том, что я ошиблась с профессией, я поняла уже на втором курсе. Я хотела уже было попытать счастья. Но тут заболел папа. И мне стало очевидно, что еще +6 лет моего образования, моя семья не потянет. Основные расходы заключались в оплате квартиры, потому что жить в общаге оказалось невозможно: люди там сильно бухали и учились от случая к случаю. Работать параллельно было проблематично: студентов-очников опасались.

После окончания универа у меня был период гормональных любовных перипетий с Доном, а когда наши отношения устаканились, я постаралась устроиться в типографию дизайнером. Это было несложно. Работать в фотошопе и кореле я слегка научилась, а корочку худзаведения с меня не просили. Однако уже в первой же типографии, где я работала с сумасшедшей директрисой, последняя мне сказала после полугода работы: «Дизайнер из вас не получится, а вот препресс-инженер будет великолепный. Я договорюсь с Геной, чтобы он вас поднатаскал».

И все бы хорошо. Живи и получай опыт. Но как я говорю, возможно, это ростовский менталитет, в этой типографии общаться с подчиненными предпочитали только матом и на повышенных тонах, иногда с рукоприкладством. Не сильным, но обидным. Дон выл, что я должна от туда уходить, а бывший начальник производства позвонил мне через месяц моего стажерства препресс-инженером, и позвал на работу в другую типографию. Обрадовавшись, что на меня не будут орать матом, я ушла. Хотя дизайнерша на удаленке, говорила: зря, ты вот с НИ поработай, опыта наберись, а мат близко к сердцу не принимай.

Вторая типография оказалась не типографией, а типографией + оперативная полиграфия. Директор был мужчина, и он сразу сказал, что меня возьмут только в оперативку, в типографии у них работают мальчики. Тогда я еще не задумывалась о гендерной дискриминации. Работала я в оперативке под началом моего знакомого начальника. Работа была так себе. Серьезных заданий мне не давали – в основном бланки, визитки, что-то создать с готового образца. Творческие задания делала замдиректора, которая была по образованию архитектор, а поскольку творчества в типографии не очень много, она всю интересную работу осаждала у себя. Да и к слову сказать, навыка работы в графических редакторах мне все же не хватало, но мне нужен был опыт. Зато у меня было время заниматься самообразованием на месте в свободное время, что я активно и делала. А творчество я находила в визитках, когда создавала несколько вариантов. Иногда заказчики предпочитали мой вариант, а не свой (все по центру и две полоски). А еще я поработала с худредом и научилась немного верстать в индизайне.

Но это был 2008 г. Сначала уволили начальника производства, под которым я работала. Типография переехала всем гуртом к нам. И тут мы узнали, что все это время начальник производства был нерушимой заглушкой между нами и директором. Директор не ругался матом, но оказался эмоционален, бескомпромиссен и злопамятен. А в конце года он сократил з/п женщинам на 30%, потому что «мальчикам семьи кормить надо». С учетом того, что на тот момент мой оклад составлял 8 тыс. руб., я поняла, что мы с Доном на съемной квартире не выживем.

И тут появилась Балька. Вернее, она не пропадала. Но наблюдая за тем, как сначала в одной типографии меня беспрестанно крыли матом, во второй не давали сдохнуть, платя только на хлеб, она предложила пойти к ним в институт градостроительства экономистом. В январе (январь всегда был месяцем пустым в типографиях) хитрый директор сказал, что из-за кризиса меня будут иногда вызывать, когда будут заказы, и платить будут по факту отработанных часов. Я пошла на полдня в институт, и совмещала типографию и институт. Я надеялась, что он почует, что пахнет жареным, вернет мне мой оклад и, может, подбросит более интересную работенку. Но директор был убежден: да кому она нужна, баба!

В феврале мне предложили в институте оклад в 11 тыс. руб. (сравнить с 6 тыс. в типографии). Я еще сопротивлялась. Во-первых, я видела отношение к экономистам, как к низкоквалифицированному персоналу. Во-вторых, я не хотела всю жизнь писать ПЗ к проектам. Мне не нравилось и не нравится бла-бла, а прогнозных расчетов в моей работе было не очень много. Я попыталась поговорить с Доном, что, мол, архитекторы работают спустя рукава: сначала чаи гоняют, а потом по выходным выходят. Ведь из первой типографии я уволилась в том числе, потому что я работала там без выходных. А он сказал: «11 тыс.! Это ж мы заживем!» Свекровь, с которой у меня тогда были самые душевные отношения, на мои рассказы отреагировала так: «Везде есть плюсы и минусы, а здесь ведь платят!» Я не нашла поддержки. Директор типографии метал в меня гневные и уничижительные взгляды, а директриса в институте так гладко стелила, что я пошла в институт. И неудивительно, ведь часть экономистов они сами уничтожили, а часть ушла сразу сама, когда не получила должного уважения.

Здесь я работаю уже без малого 10 лет.

Сначала моя з/п росла на глазах. ГАПы уцепились за меня, как за панацею. Институт был большой, штат экономистов приличный, но все они были экономистами и при обсуждении проектов имели свое весомое мнение, которого у меня не было. Я тешила себя надеждой, что меня опять позовут в типографию, и соглашалась со всеми решениями ГАПов, потому что мне было все равно. Вот вообще все равно. Не так посчитала? Хотите по другой формуле – пожалуйста. Более того, я легко манипулировала математическими формулами, чтобы получить нужные показатели, так что придраться было нельзя. Впрочем, я до сих пор не понимаю, почему экономисты упорствовали на том, чтобы вычислять прогнозные показатели по единственной формуле, когда их много и даже методов экстраполяции и построения трендов не менее 7 вариантов.

К тому же я разработала схему написания текста ПЗ к генплану, и гнала все возможное количество генпланов по накатанной с изменениями на ГАПов. Мы сидели на 9-м этаже, а основной институт находился на 6-м. Благодаря камерному коллективу из 6 человек, включая меня, я в рабочее время рисовала. Все подряд. Просто рисовала. Заходили к нам редко, а блокнот я успевала спрятать. С цветом я работала в обеденный перерыв.

Когда с федерального бюджета на нас спускали приличные деньги, моя з/п в отдельные месяцы доходила до невиданных 60-70 тыс. руб. (для Ростова это в 2-3 раза выше среднего). Я не боялась, что меня уволят. Я уже начала создавать страховую подушку. Но в типографию меня все равно не звали. Мои попытки рассылки портфолио в единственное детское книжное издательство в Ростове закончилось ответом: «Ваш уровень нам не подходит». Потом я рисовала для конкурсов Росмен (у меня было три попытки), и для конкурса к юбилею Маршака. Пыталась на иллюстраторе найти заказчиков. Но предложений труда было больше, чем спроса, к тому же там были более опытные иллюстраторы. Наконец, мне удалось продать изображение за 500 руб. для открыток. Я подумала, что карьера началась. Планировалось, что я буду брать отгулы на период заказов, а когда заказов станет достаточно, то уйду на фриланс.

А потом я забеременела. И стало очевидно, что мне надо держаться за работу. Выжить с ребенком на Доновскую з/п было нереально. Правда у меня была страховая подушка, которую я создала на период безденежья, но теперь она нужна была на памперсы. Начались проблемы со свекровью, которая хотела, чтобы мы сделали ремонт. А я хотела сначала тщательно продумать ремонт, а потом делать. Но все мои идеи отвергались, как слишком дорогие. Хотя платить за них должна была я.

С 9-го этажа нас выселили. Федеральное спонсирование окончилось, институт сократили (я даже ходила к директору и просила, чтобы уволили меня, а она сочла это за благородство), з/п упала до 30 тыс. Но жить в Ростове в 12-м году на 30 тыс. можно было вполне неплохо. В новом кабинете я рисовала в обеденный перерыв. Моя коллега относилась к этому лояльно.

В то же время работа меня нервировала, я мечтала дотянуть до декрета (я листала свой днев за тот период и там были записи о том, как я даже однажды просто ушла с работы без объяснений, лишь бы там не находиться), уйти в декрет и за полтора года создать такой проект, который у меня издательства заберут с руками и ногами. И я начну работать иллюстратором удаленно. Вряд ли я бы рискнула отправить свой портфель в Проф-Пресс еще раз. А Феникс славится своей текучкой кадров, к тому же они издавали в основном научную и публицистическую литературу.

Первый год декрета. У меня накопились работы для открыток. Я набрала в сети и на оборотах открыток адреса издательств и разослала портфолио. Даринчи купил у меня одно изображение. Еще одно с правками купила девушка, которая покупала до этого мои иллюстрации.

Где-то в этом же время одно питерское издательство предложило мне проиллюстрировать 40 разворотов для сказок и спросили за сколько? Они сами меня нашли по портфолио. Но на люстре мне промыли мозги, что надо брать 8 тыс. за разворот. И что есть этика иллюстратора, и приличный иллюстратор не подводит коллег и не демпингует цены. Учитывая свой уровень, я предложила 4 тыс. за разворот. А издательство сказало, что у них всего 40 тыс. на все 40 разворотов. Я сказала, что в качестве хобби и в случае, если мне достанутся Архангельские сказки, я готова сделать это и за 40 тыс. Издательство исчезло. А через полгода в портфолио одного именитого и уважаемого художника я увидела иллюстрации к разворотам Архангельских сказок. Очень детализированные и крутые. Неужели ему тоже предложили 40 тыс.? Но судя по ценам книг, это правда.

За декрет (даже за 2 года: декрет + полгода, когда я работала на 0,4 ставки в институте) я проиллюстрировала одну книгу про «Зайку и Лиску». Судя по лайкам на иллюстраторе, я поняла, что это нужный уровень. Я сверстала их уже в готовую книгу. Запаролила пдф и отправила по издательствам. В основном мне не ответили. Издательство Алтей прислала мне разгневанное письмо, что это вовсе не звери, а звери должны быть зверями, а я нарисовала черти что. Зачем они вообще отвечали, если не хотели со мной работать. Это сильно ударило мне по самооценке.

Из Питерского издательства, где предлагали 40 тыс. за 40 разворотов, прислали письмо, что им нравятся иллюстрации, но формат, заложенный в иллюстрациях, не подходит ни к одному их проекту. После письма Алтея, я подумала, что питерцы просто очень культурные люди и им тоже не нравится, но просто они культурные и гадости писать не привыкли.

Из наработанных за год открыток Даринчи купил еще одно изображение. А еще одно издательство предложило взять мои иллюстрации бесплатно за сам факт печати и печать моих контактных данных на обороте. Потом выяснилось, что они хотят купить кота, которого я продаю на стоках. Я кинула им ссылку на этого кота на стоке, и через пару дней мне капнуло полтора бакса.

Потом появилось издательство посткроссинга бумажный слон, которые взяли изображения под реализацию, бесплатно. Но поскольку там были работы Галины Егоренковой, я согласилась. Мне страничку не выделили. Я была в разных авторах. Может у Егоренковой другие условия, потому что на люстре очень жесткий кодекс чести иллюстратора, а Илья Есаулов, работающий с Проф-прессом, рассказывает, что получает 120 тыс. и что и Москву не променяет на свою классную удаленную работу. Я не знаю, что правда, а что вымысел.

За следующий год я нарисовала раскраску и написала стихи со счетом. Разослала по издательствам. Одно издательство сказало, что у них уже вышла похожая раскраска со счетом, но они бы хотели чтобы я им отрисовала календарь за 2 тыс. Я отрисовала. Выплата прошла в две суммы с удержанием налога. Больше они ко мне не обращались.

У меня начался кризис. Руки опускались перед рисованием. Началась боязнь белого листа. Я перестала рисовать в обед. Я стеснялась. Почему-то хотелось монетизации. Я перестала получать удовольствие от процесса. К тому же меня посадили на таблетки от ОКР, и я постоянно спала, у меня увеличился вес, произошел сбой женского цикла. Но я перестала орать на Машу, которая как мне казалось, специально не спала, чтобы я не могла порисовать. Рисовать же с Машей было невозможно. Вообще, мои попытки рисования в декрете сопровождались разрушенными ожиданиями. Маша спала только на моих руках. Рисовать с младенцем на руках нереально. Я клала ее в шезлонг, укачивала, она орала до победного. Я качала ее одной рукой, второй рисовала, но в руки ее не брала. У меня сердце разрывалось от ее ора, но мне нужно было сделать книжку до конца декрета, иначе я знала, я опять вернусь в институт. Потом Маша засыпала и я рисовала час спокойно. В 9 вечера я ее укладывала спать. Она орала, стоило мне встать с кровати. Я выбиралась ползком из комнаты. Рисовала 15 минут. Маша просыпалась. Я ее укладывала. и далее цикл. так до 11 вечера.

Я вышла из декрета в год и 8 месяцев Маши. В институт подбросили последний генплан по Нальчику. Дальше я не представляла, что будет делать институт. Я вышла на 0,4 ставки. Работала в пн-вт полный рабочий день. Свекровь сидела с Машей. Я мечтала, что Маша пойдет в садик, а я буду в ср-пт. продолжать делать портфель, чтобы набрать уровень. Но Маша три дня ходила в садик, потом болела три недели. За три дня ее хождения я успевала слегка разгрести в квартире и что-то порисовать. В основном для стоков, где зарегилась в марте 14-го года. К тому же со стоков стали приходить раз в полгода деньги.

Стоки был для меня таким Робинзоном Крузо. Вообще, я очень любила читать о Робинзоне Крузо и тому подобные вещи. Как люди, преодолевая трудности, налаживали свой быт, как благодаря трудолюбию переламывали какие-то моменты. Но даже Робинзон Крузо провел на острове три года и за три года добился многого. Мне представлялось, как копеечка к копеечке, я создаю свое благосостояние, как я изо дня в день ращу свой опыт. А я провела на стоках три года и добилась только того, что раз в полгода я получаю 35 баксов. И ничего не меняется. Робинзон Крузо уже сдох, так и не обустроив быт.

Да, я медлительна, и мне не хватает этого конвейера. Я люблю возиться с деталями. Но отсутствие образования художественного эти детали делает нелепыми. К тому же у меня проблемы с цветом. Мои друзья всегда просили делать копии картинок до цвета, чтобы «ты не успела испортить». На стоках я пользуюсь пипеткой и пособием «Гармония цвета». Все говорят, что я делаю цвета не слишком чистыми. А я боюсь с ними экспериментировать. Впрочем, один дельный совет по накрутке яркости в люстре я теперь юзаю.

В декабре прошлого года мне последний раз пришли деньги от бумажного слона за открытки под реализацию. Мне приходило от них рублей 100 раз в полгода или реже. Я зашла на сайт, чтобы кинуть пару ссылок на свои открытки в блоги и обнаружила, что они сняли мои открытки с издания. На втором сайте попкардс, одна открытка ушла в бессрочный архив на предзаказ, но вот уже года два я не вижу, чтобы ее вообще переиздавали. Т.е. мои открытки даже не покупали у тех людей, которые рискнули работать со мной.

И вот теперь меня выселили из кабинета. Я сижу в проектном зале на порядка 3 десятка людей. Это не 6 человек даже! Рисовать здесь я боюсь. Кругом архитекторы. Они просто начнут ржать, хорошо, если не унижать. Я выполняю какую-то странную работу: то меняю цифры в прошлых проектах на «актуальные», то собираю инфу по жилфонду из одних документов и соединяю эту инфу в других документах. Эта работа унижает меня тем, что я не могу работать с расчетами. Унижает меня своей непонятностью: найди какие-нибудь идеи под указ Президента. Зачем? Мне кажется, что моими 156 пунктами IQ забивают гвозди. Да и сами-то архитекторы…

Нет, никто не кричит на меня матом, более того меня уважительно-инфантильно зовут «Танюша». Вроде и ласково, но… К тому же… нет, меня не оскорбляют, но мне сложно представить, что было бы не обидно, если бы:

1) Вы узнали, что вашего коллегу на аналогичную должность архитекторы пригласили со словами: «Ну там такая работа… Мы б сами справлялись, если бы у нас время было»;

2) Если бы архитекторы спрашивали у вас: «А у тебя не осталось университетских друзей, вот моему брату в фирму микрозайма нужна девочка, которая бы в экселе работала» (у меня? У 35-летнего выпускника самого старого ВУЗа города с факультета, которые даже в МГУ считали достойным на конференциях, у меня, у которой все мои одногруппники давно имеют свой бизнес? Ну ладно я дура, но образование-то я получила все-таки премиум-класса);

3) Если бы ваша «лучшая» подруга не говорила: «что ты расстраиваешься? Среднестатистический архитектора всегда получает больше среднестатистического бухгалтера» (я не бухгалтер, я не для того в Грековское не пошла, чтобы меня сейчас называли специалистом среднего звена!)

Разве это не обидно? Имея за плечами красный диплом, имея высокий показатель интеллекта, жить и понимать, что ты не только не можешь поехать отдохнуть за рубеж, как большинство твоих сограждан делают или сделали хотя бы раз в жизни. Разве не обидно с первых позиций университетских рейтингов переместиться не в середину, а в самый хвост, когда ты получал субсидию города на оплату коммунальных, как малоимущий?

А еще этот кризис «чистого листа», опустившиеся руки, отсутствие прогресса в рисовании. Дома ты должен быть хорошей хозяйкой и при этом зарабатывать, потому что Дону «хватает на жизнь», не хватает тебе. Невозможность заплатить за курсы по рисованию, потому что ребенка надо чем-то кормить. Сам-то ты и перловку съешь. Но ребенок любит ограниченный набор продуктов, не самых дешевых. Да и тромбить ее макаронами не очень здорово. Ребенок болеет и тебе нужно сократить ставку, чтобы она ходила в садик через день. При этом ты должен быть заботливой альфой по теории привязанности, чтобы не нанести ребенку травмы. А знаете, как сложно быть заботливой альфой, когда у тебя до 15 июня 1400 руб. и газовая колонка сломалась, когда ты вчера при ребенке пытался купить молоко и у тебя не хватило 4 руб. Когда ты даже не можешь поплакать на рабочем месте, потому вокруг тебя 30 пар глаз, а ты сидишь посеред проектного зала за какой-то псевдоширмой, и все, кто печатает на принтере, смотрят тебе в спину. У меня не стало камерной обстановки на работе, не стало денег, которые меня раньше успокаивали в моих унижениях, у меня даже нет возможности поиграть с цифрами в расчетах, а ты должен писать бла-бла-бла президент бла-бла-бла хорошо в стране советской жить. Ты, который лучше бы 10 раз сдал математику, чем написал сочинение.

Я боюсь, что меня уволят, потому что на з/п Дона не прожить.

Я хочу, чтобы меня уволили, потому что я с ужасом прихожу на работу и … Нет, я не бегу домой. Потому что дома тоже не очень гладко.

Я не понимаю, зачем я им? Неужели начальник не видит, что я не могу выполнять эту работу? Просто не могу. Неужели он не понимает причину моей низкой работоспособности? Надо открыть статсборник и скопировать число в нужную строку. Надо искать черти что о черти чем, чтобы потом написать какую-нибудь ошеломительную чепуху! Самое страшное в моей работе, что я не понимаю ее смысла. Хотя секрет лишь в том, что кто-то же должен это делать. Я отброс. Я делаю работу, которую никто не хочет делать, потому что ту работу, которую хотят делать люди, делают другие люди, конкуренции с которыми я не выдержала на рынке труда - это единственная правда. За три года можно было хотя бы 100 баксов зарабатывать, чтобы, как говорит моя подруга, не идти работать уборщицей. Это просто правда. Это факт. Никакой удачи нет. Надо с этим смириться.

И куда мне? Все предложения вакансий от издательств, которые занесены в черные списки работодателей. Нет, мне реально, интересно, во всех издательствах общаются матом или это особенность ростовского менталитета?

Мое первое задание от психолога – нарисовать себя. А я не понимаю, что она от меня хочет. Она хочет, чтобы я почувствовала, рисуя себя, кто я? Или она хочет, чтобы я нарисовала себя, а потом сожгла свои нереализованные мечты и очистилась от того, кем я никогда не была и не стану? Или она хочет, чтобы я почувствовала прежнее удовлетворение от рисования, от процесса, нашла свою подзарядку?

Она говорит, что надо прожить эмоции, которые я не умею проживать. А как их прожить? Как их отпустить? Сейчас для меня это такая же шарада, как в 10 классе, задание учительницы по литературе: напиши эмоциональное сочинение. О! как она билась со мной два года! Как я не понимала, чего она от меня хочет! Почему она называла мои сочинения теоремами! И только к концу 11-го класса (как это символично вспоминать в ДР Пушкина) я смогла написать так, как она хотела. И как это раскрылось! И как я начала писать от души, из себя без этих конструкций «если… то», «потому что…»

Как же мне теперь понять, что хочет от меня психолог?